26 января  для учащихся 9-х классов учитель В.А.Князева  провела мероприятие, приуроченное 75-летию со дня снятия блокады Ленинграда, под названием "В грязи, во мраке, в голоде, в печали". К  гимназистам  с видео-обращением обратилась Лора Горбунова, финалистка программы «Голос-6» (команда Александра Градского), затем в её исполнении прозвучала   песня «Панамки», ставшая своеобразным музыкальным эпиграфом мероприятия.   В гости к старшеклассникам  пришла Елисеева Нина Степановна, жительница блокадного Ленинграда. Когда началась  Великая Отечественная война, ей едва исполнилось четыре года. Многое стёрлось из её  памяти, но отдельные фрагменты того страшного  времени до сих пор ясно стоят перед глазами:   хотелось бы забыть, да не забывается.
 Фашистская блокада Ленинграда длилась 872 дня - с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года. Голод, холод, потеря близких, ежедневные бомбежки – всё это стало тяжёлым испытанием для ленинградцев. Пик голода пришелся на ноябрь-декабрь 1941-го. Нормы выдачи хлеба для бойцов на передовой линии обороны были снижены до 500 граммов в день, для рабочих горячих цехов - до 375 граммов, для рабочих остальных производств и инженеров - до 250 граммов, для служащих и детей - до 125. Хлеб наполовину состоял из несъедобных примесей, заменявших муку. Выдача других продуктов в этот период прекратилась. Всего за время блокады от голода погибло свыше 630 тысяч ленинградцев. Эта цифра сегодня оспаривается рядом историков, которые полагают, что общее число жертв блокады могло достигнуть 1,5 млн. человек. Вывозить жителей начали еще в июне 1941-го. Детей эвакуировали в районы Ленинградской области, которые затем стремительно начал захватывать противник. 175 тысяч детей были возвращены в Ленинград. Всего до блокирования города было вывезено 488 703 человека. С 22 января по 15 апреля 1942 года эвакуировали по ледовой «Дороге жизни» через Ладожское озеро. Было вывезено 554 186 человек. У Нины, также как и у Тани Савичевой,  самой известной девочки  Ленинграда, умерли все: бабушка, мама, два брата, отец погиб на фронте. Голодную и изможденную девочку вначале определили в детский дом в Ленинграде, затем вывезли в Барнаул.   Там её и удочерила бездетная семья. После войны Нину родители привезли в Чистополь, чтобы никто не знал, что ее родители не родные. Здесь Нина окончила школу, устроилась работать на  чистопольский часовой завод. Её  мама прожила 96 лет, вырастила детей и внуков приёмной дочери, и из благодарности за это Нина, к тому времени уже узнавшая о том, что она  не родная дочь, не искала своих настоящих родителей. Только после смерти мамы, когда Нина Степановна уже вышла на пенсию, она начала поиски своих корней. Обращалась в различные инстанции, и только «Красный крест» прислал информацию, которую она так долго ждала. Теперь стало известно все: настоящая фамилия имена родителей, братьев, самое главное, где похоронены родители. Гимназисты внимательно слушали Нину Степановну, её рассказ никого не оставил равнодушным.

Был день как день. 
Ко мне пришла подруга, 
не плача, рассказала, что вчера 
единственного схоронила друга, 
и мы молчали с нею до утра. 

Какие ж я могла найти слова? 
Я тоже — ленинградская вдова. 

Мы съели хлеб, что был отложен на день, 
в один платок закутались вдвоем, 
и тихо-тихо стало в Ленинграде, 
Один, стуча, трудился метроном. 

И стыли ноги, и томилась свечка… 
Вокруг ее слепого огонька 
образовалось лунное колечко, 
похожее на радугу слегка. 

Когда немного посветлело небо, 
мы вместе вышли за водой и хлебом 
и услыхали дальней канонады 
рыдающий, тяжелый, мерный гул: 
то армия рвала кольцо блокады, 
вела огонь по нашему врагу. 
2 
А город был в дремучий убран иней. 
Уездные сугробы, тишина. 
Не отыскать в снегах трамвайных линий, 
одних полозьев жалоба слышна. 

Скрипят, скрипят по Невскому полозья: 
на детских сапках, узеньких, смешных, 
в кастрюльках воду голубую возят, 
дрова и скарб, умерших и больных. 

Так с декабря кочуют горожане, — 
за много верст, в густой туманной мгле, 
в глуши слепых обледеневших зданий 
отыскивая угол потеплей. 

Вот женщина ведет куда-то мужа: 
седая полумаска на лице, 
в руках бидончик — это суп на ужин… — 
Свистят снаряды, свирепеет стужа. 
Товарищи, мы в огненном кольце! 

А девушка с лицом заиндевелым, 
упрямо стиснув почерневший рот, 
завернутое в одеяло тело 
на Охтинское кладбище везет. 

Везет, качаясь, — к вечеру добраться б… 
Глаза бесстрастно смотрят в темноту. 
Скинь шапку, гражданин. 
Провозят ленинградца. 
погибшего на боевом посту. 

Скрипят полозья в городе, скрипят… 
Как многих нам уже не досчитаться! 
Но мы не плачем: правду говорят, 
что слезы вымерзли у ленинградцев. 

Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало. 
Нам ненависть заплакать не дает. 
Нам ненависть залогом жизни стала: 
объединяет, греет и ведет. 

О том, чтоб не прощала, не щадила, 
чтоб мстила, мстила, мстила, как могу, 
ко мне взывает братская могила 
на Охтинском, на правом берегу. 
3 
Как мы в ту ночь молчали, как молчали… 
Но я должна, мне надо говорить 
с тобой, сестра по гневу и печали: 
прозрачны мысли, и душа горит. 

Уже страданьям нашим не найти 
ни меры, ни названья, ни сравненья. 
Но мы в конце тернистого пути 
и знаем — близок день освобожденья. 

Наверно, будет грозный этот день 
давно забытой радостью отмечен: 
наверное, огонь дадут везде, 
во все дома дадут, на целый вечер. 

Двойною жизнью мы сейчас живем: 
в грязи, во мраке, в голоде, в печали, 
мы дышим завтрашним — 
свободным, щедрым днем. 
Мы этот день уже завоевали. 
О.Берггольц